LUCIEN CARR, 21 | ~ 93
Кузен Фракции Парадокс; пытается вернуть Империю и не знает, что она-то как раз на месте

Dane Dehaan (Дейн Дехаан)

---

ONE PILL MAKES YOU LARGER
"Некоторые вещи, если ты полюбил их однажды, навсегда становятся твоими. А если пытаешься их отпустить, они, сделав круг, всё равно возвращаются к тебе. Они становятся частью тебя.
Или убивают тебя."
Что у нас есть сейчас? Центр Лондона, сомнительная репутация и засаленная колода карт - гадалки, ясновидящие и любители чая собрались под одной крышей, в случайном взгляде посетителя нас как будто ничего больше не объединяет. Бывшие последователи великой Фракции Парадокс, вставшие под ее знамена, несущие истину и проверяющие Вселенную на прочность, кем мы стали? Изгоями в мире людей, на одной планете, в одном времени. Влачащие жалкое существование среди тех, кто не знает и никогда не узнает, сколько всего скрывается за облезлой дверью с покосившейся табличкой. Приходится перебиваться тем, что есть, пока мы движемся к единственно важной цели - возвращению домой.
Собрать разрозненные лоскуты былого величия, разработать план и действовать до тех пор, пока - нет, не пока не устанешь - мы, наконец, не доберемся до Одиннадцатидневной Империи, скрытой за пеленой времени от нас - все это легло на мои плечи. Разумеется, по возвращении домой я добьюсь звания Отца для себя - я ведь так упорно шел к этому все время с самого своего посвящения.
Не следует забывать обо всем этом. У меня был целый пакет идей по реформам в Империи, я постепенно двигался по карьерной лестнице вверх, находясь под протекцией Матери, и должен был в итоге добраться до Крестного Отца. Крестный Отец Лу - это все еще неплохо звучит.
Мать Терезия вместо напутствия всегда целовала меня в лоб - для нее Семья была именно семьей, а не неофициальным названием Фракции Парадокс. Для меня это название было плевком от Деда в сторону тех, других. Для этой Матери дело обстояло совсем по-другому, обо мне она заботилась как о сыне, об остальных - как о горячо любимых родственниках. И если верхушка Фракции, подобно верхушке в любом другом месте (в этом Дом ничем не отличался от остальных, как бы ни кичились своей исключительностью его члены), часто грызла сама себя, Мать Терезию не трогал никто. Она была неприкосновенна, как Рука Деда, и я был неприкосновенен вместе с ней - хотя на самом деле, не припомню, чтобы хоть с кем-нибудь у меня были стычки.
Фракция Парадокс была хороша тем, что, насколько бы разными ни были те, кто в ней состоит, они были объединены своей великой целью, и следовали ей, прогибая под себя весь мир. Это заставило меня изменить взгляды на окружающий мир. Не само существование Дома, не знание о пришельцах или прыжках во времени, не инициация и не традиционные одежды, но именно стремления каждого во Фракции и то, насколько слаженно они действовали - всегда. Провинившихся не было - хотя правильным было бы сказать "провинившиеся переставали быть".
По сути, это и было действующей моделью того самого "идеального общества," общества творцов и художников. "Чрезвычайно сознательное понимание всеобщих мотивов и реалистичное признание неромантичности мира тупой бессмысленности" не просто существовало в этой системе, но было возведено в абсолют. И все же, это не делало Фракцию идеальным обществом. Это делало ее чем-то гораздо большим. Это делало ее высшей мировой функцией, стремлением к освобождению. Цивилизации, расы, должны были перестать цепляться за свои упаднические культуры, они должны были принять несовершенство своих мотивов и систем, несовершенство истории. Они не должны были защищать то, что уже давно изжило себя, что никогда не было продуктивным.
Проблема только в том, что защита чего-то важного - это необходимая составляющая черта любого живого существа. Необязательно человека.
Человек же, неизменно романтизируя все вокруг себя, может даже жизнь положить на защиту самого сокровенного. А если это самое сокровенное не принято и местами даже осмеяно, самоубийство становится вполне оправданным.
Он догнал меня в Риверсайд-парке, говорил, что любит и что убьет нас - и меня, и его. Задыхался, лихорадочно бормотал, точно сумасшедший. Его сигареты я отдал Берроузу, от ножа мне помог избавиться Джек. Они оба знали, все знали, кто он и кто я для него, я ударил его в сердце двенадцать раз, этого слишком много для самозащиты. Это была первая кровь, это была первая жертва, это сулило долгожданное освобождение. Едва ли не вознесение к небесам. Следующие несколько суток были адом для меня, я мотался от одного дома к другому, уехал к матери и вернулся обратно, и отправился в полицию с чистосердечным признанием. Я не знал, что мне делать, я был напуган, я чувствовал на своих руках кровь, она не оттиралась даже с пятой попытки смыть ее. Прошло несколько дней, прежде чем меня вытащили из-за решетки и отправили в Одиннадцатидневную Империю. И только там я смог, наконец, почувствовать себя по-настоящему живым. Полноценным. Настоящим.
Куда бы я ни пошел, за мной всегда следили его глаза. Что бы я ни делал, эти глаза наблюдали, расставляли по полочкам каждое мое действие, каждый мой вздох или взгляд, я знал, что это ненормально, но что я мог сделать? Он был частью моей жизни, настолько же неотъемлемой, как мой голос. Или как моя тень. Я боялся его, боялся этой связи между нами, и чем старше я был, там сильнее был мой страх перед ним. Он был сумасшедшим. Определенно, и я должен был стать его жертвой.
Он был знаком со всеми моими друзьями, сновал всюду, где был я, и его можно было бы назвать назойливым младшим братом, если бы он не был гораздо старше и не испытывал ко мне совершенно не братские чувства. Он был назойливым. Назойливым и неотвратимым, как гул внутри моей головы. Я хотел сбежать во Францию, хотел обрести свободу, хотел жить полной жизнью. Он узнал об этом и предложил мне легкую поездку туда - вместе с ним. Казалось, он совершенно не понимал и отрицал это каждый раз. Стремился исполнить мои желания и рушил мои мечты одним прикосновением.
Раньше он был мне верным другом и старшим товарищем, но мне было четырнадцать, это было забавно и мне это льстило. Я вряд ли мог что-то решать в тот период, да и если бы я что-то решил тогда - вряд ли он прислушался бы к моим словам. Его отличительной чертой было то, что он любил мой образ и совершенно не слушал меня. Моей - искреннее желание свободы, в клетке из его ладоней я бегал по потолку и вешался от уныния. Возможно, если бы мать и отец не развелись, или если бы я остался с отцом, это можно было пресечь, но все случилось так, как случилось, и любые попытки оградить меня от его внимания не увенчались успехом.
Я не умею убивать намеренно. Я не умею холодно рассчитывать чужую смерть. Да, на моих руках есть кровь, но и ей есть оправдание. И чаще всего это лишь необходимость, либо несчастный случай.
А это вам первый звоночек.

---

ONE PILL MAKES YOU SMALL
Лу как всегда: собрал вокруг себя замечательных людей, раздал им ценные указания и сидит весь такой замечательный и важный. Круг жизни - это про него, он уже в третий раз натыкается на ту же самую ситуацию (первый раз был с битниками, второй - когда он был во Фракции) и не учится совершенно ничему. Остается отчаянная надежда, что рядом случайно окажется девушка, которая надает ему по тыкве и заставит успокоиться.
В организации по выживанию фракционеров является пиар-менеджером и администратором, болтает с клиентами, безнадежно их в себя влюбляет, носит чай и держится настолько высокомерно и одновременно с этим так сильно тянется к людям, что им кажется, будто перед ними загадка какая-то. Как правило, часть клиентов приходит именно для того, чтобы с ним повидаться, а не будущее свое узнать.

---

Связь с игроком все есть у амс с:

Планы на игру Даешь сборище гадалок из неугодных фракционеров! Страдать о жизни, страдать о тупых клиентов, страдать о ЮНИТе, который не в свои дела лезет, влюбляться в Адушку и страдать. Много-много страдать. А потом сделать какой-то подвыпереверт и заставить всех вокруг восхищаться. Цититовать не очень потребные стихи и еще всякое делать. У меня много планов.